Комендант суда. Суд идет. Прошу встать.

Председательствующий. Садитесь, пожалуйста.
Подсудимый Бухарин, продолжайте ваши показания, только говорите поконкретнее.

Бухарин. Хорошо, слушаюсь.
Я закончил свое показание на том, что создалась организация преступного контрреволюционного заговора, в которую входили силы Енукидзе, Ягоды, организации в Кремле, НКВД, военной организации и силы московского гарнизона, которые входили под руководство заговорщиков военной группы, что само собой не исключало и использование других сил и кадров состава троцкистов и зиновьевцев. Тем более, что в самой военной группе, которая была непосредственным организатором сил и фактической организацией военного переворота, был уже сравнительно давно блок между правыми, троцкистами и зиновьевцами, которые, насколько мне память не изменяет, вошли в эту военную группу до того, как был организован контактный центр.
В период около XVII партсъезда, по инициативе Томского, возникла мысль о том, чтобы государственный переворот путем применения вооруженных контрреволюционных сил приурочить как раз к моменту XVII партийного съезда. По мысли Томского, составной частью этого переворота было чудовищное преступление-арестовать XVII партсъезда.
Эта мысль Томского подвергалась обсуждению, правда очень беглому, но против этой мысли со всех сторон раздавались возражения. Я боюсь ошибиться, но мне кажется, что было таким образом, что сперва это обсуждалось в правом центре, но так как там это было провалено, то вопрос этот обсуждался в так называемом контактном центре.
Пятаков против этой идеи высказался не по принципиальным соображениям, а по соображениям тактического порядка,-это вызвало бы исключительное возмущение среди масс. Словом, не по принципиальным соображениям высказывались против, а чисто по тактическим соображениям. Эта идея была отвергнута. Но уже одно то обстоятельство, что эта идея возникла и что подверглась обсуждению, достаточно ярко говорит о всей чудовищности, преступности подобной организации.
Должен сказать, что еще в гораздо более ранний период я лично давал поручения Семенову об организации террористических групп, причем докладывал об этом в нашем правом центре. Это было принято. Таким образом, я, более чем кто-либо другой из членов центра, ответственен за организацию террористических групп Семенова.
Я должен также остановиться на продолжении мысли, которой отчасти я уже касался, или фактов, о которых я упоминал,- блокировки с различными контрреволюционными силами, в частности и, в особенности с эсерами и меньшевиками. Что касается моей непосредственной практической деятельности в то время, а не только теоретически-установочной, то я должен по этому поводу показать, что через нескольких лиц я пытался устанавливать, и я сам лично, такого рода связь. Я давал также поручение эсеру Семенову, о котором речь шла третьего дня на допросе, - связаться с подпольными членами эсеровского ЦК, которые, если не ошибаюсь, находились тогда в ссылке (но это дело не меняет), и, следовательно, несу за это уже непосредственную, даже не только как член правого центра, но и непосредственно, в самом узком смысле слова, ответственность.
Во-вторых, я пытался установить связь с заграничными организациями и группами эсеров через некоего Членова. Это один из работников нашей дипломатической службы, который был мне известен еще с очень давних лет, еще по гимназическим временам, когда он был в социал-демократической организации тогдашних времен. Я это говорю не для того, чтобы в экскурс исторический пускаться, а для того, чтобы объяснить и показать, для чего я к нему, невзирая на конспиративность тогдашней работы, возымел такое доверие. И он пытался установить связь с ЦК эсеров, причем, когда он возвратился, то он не успел со мною переговорить на этот счет подробно, но я из этого разговора выяснил, примерно, следующее. Эсеры принципиальным согласием ответили на поддержание блока и контакта с правыми, троцкистами, зиновьевцами и прочими. Но они потребовали формальных гарантий, чуть ли не в письменной форме. Условия, которые они поставили, сводились к изменению крестьянской политики в духе кулацкой ориентации и затем к легализации партий эсеров и меньшевиков, из чего, само собой разумеется, вытекал и коалиционный состав того правительства, которое имеет возникнуть в случае успеха заговора.
Кроме того, непосредственно лично я во время своей последней заграничной поездки в 1936 году, после разговора с Рыковым, установил связь с меньшевиком Николаевским, который очень близок к руководящим кругам меньшевистской партии. Из разговора с Николаевским я выяснил, что он в курсе соглашений между правыми, зиновьевскими, каменевскими людьми и троцкистами. Что он вообще в курсе всевозможных дел, в том числе и рютинской платформы. То конкретное и новое, о чем шел между нами разговор, заключалось в том, что в случае провала центра правых, или контактного центра, или вообще верхушечной организации всего заговора, у него, Николаевского, будет договоренность с лидерами второго Интернационала о том, что они поднимают соответствующую кампанию в печати.
Кроме меня персонально, некоторые другие из крупных руководителей право-троцкистской организации (я в данном случае могу сказать о правых, о других у меня сведений нет) то же самое имели связи, устанавливали преступный контакт с представителями давно сложившихся контрреволюционных организаций. У Рыкова были связи через Николаевского с меньшевиками. Я позабыл сказать, что свидание с Николаевским мне облегчалось, и не только облегчалось, но и прикрывалось, тем обстоятельством, что по роду своей служебной командировки я должен был с этим Николаевским встречаться. Таким образом, у меня было вполне легальное прикрытие для того, чтобы вести контрреволюционные разговоры и устанавливать те или иные соглашения. Очень крупные связи были у Смирнова, так называемого Фомы, еще с давних времен. Они установились еще тогда, когда он был в Наркомземе, где, как известно, был целый ряд крупнейших деятелей эсеровского или около-эсеровского движения. Всем известно, что часть их прошла по вредительским процессам. И Смирнов точно также со своей стороны налаживал связи с эсерами.
Таким образом, не подлежит никакому сомнению-и я это вполне целиком и полностью признаю-что кроме блокировки с троцкистами, зиновьевцами, каменевцами, буржуазно-националистическими организациями, была еще совершенно непосредственная и реальная связь с эсерами и меньшевиками, чему непосредственным виновником в значительной мере был я сам, разумеется, в качестве руководителя центра правых. Речь шла в первую очередь об эсерах подпольных, которые оставались здесь, то есть о бывшем центральном комитете официальной партии эсеров и, во-вторых, о заграничной организации, которая, главным образом, сосредоточилась около такой фигуры, как Марк Вишняк,-бывший секретарь учредительного собрания.
После того как произошел большой разгром троцкистов и зиновьевцев в связи с убийством Сергея Мироновича Кирова, после этого...
Вышинский. Вы хотите переходить уже к другому периоду, а я хотел бы спросить по поводу эсеровских вопросов. Здесь Бессонов дал показания относительно его поездки в Прагу и свидания с Сергеем Масловым. Там была в разговоре Бессонова с Масловым ссылка на Бухарина и Рыкова. Бессонов говорил здесь, вы помните?
Бухарин. Мне казалось, он говорил о том, что он был информирован о подпольной деятельности Бухарина и Рыкова.

Вышинский. Вот я и хотел бы спросить предварительно Бессонова. Подсудимый Бессонов, вам говорил Маслов о том, что он в курсе подпольной деятельности Бухарина?
Бессонов. Он говорил, что он в курсе контрреволюционных взглядов правой оппозиции и их подпольной деятельности.
Вышинский. Подсудимый Бухарин, у вас была непосредственная связь с Масловым?
Бухарин. Нет.
Вышинский. Вам известно, кем был Маслов в Праге, что он был организатором контрреволюционной кулацкой партии, что он жил на средства иностранной разведки и на средства своих газет и журналов. Так, подсудимый Бессонов?
Бессонов. Совершенно верно.

Вышинский. Через кого он был информирован?
Бухарин. Мне это неизвестно, но я предполагаю, что это было сделано через оставшихся членов заграничного центрального комитета эсеров.
Вышинский. Вы были связаны с ЦК эсеров?
Бухарин. Через Членова с Раппопортом.
Вышинский. Эсером?
Бухарин. Этот Раппопорт был связан с Марком Вишняком.
Вышинский. И они были связаны?
Бухарин. Я не знаю, а могу предполагать. Вы знаете, что в эмиграции обычно имеют связь старые знакомые.
Вышинский. Значит, вы предполагаете, что о вашей подпольной деятельности Сергей Маслов был информирован через членов заграничного ЦК эсеровской организации или...
Бухарин. Или Раппопорта, или Вишняка.
Вышинский. А по линии Рыкова - через Николаевского?
Бухарин. Нет, это я не думаю.

Вышинский. Обвиняемый Рыков, вы не предполагаете, откуда Сергей Маслов получал информацию?
Рыков. У меня по этому вопросу никаких сведений и предположений нет.
Вышинский. Вы о своей подпольной деятельности сообщали меньшевикам, с которыми были связаны?
Рыков. Нет.
Вышинский. А как же?
Рыков. Они знали, что я веду работу против ЦК.
Вышинский. Откуда знали?
Рыков. От меня знали.
Вышинский. А вы говорили...
Рыков. Тут я понял, что речь идет о том, что определенная организация ведет работу, а какую работу...
Вышинский. Подпольную, антисоветскую работу. Они знали?
Рыков. В этой форме знали, а более конкретных вещей не знали.
Вышинский. И не было необходимости более конкретные вещи знать. Значит, можно предполагать, что в эмигрантском кругу, где вращался Николаевский, были сведения от него о вашей подпольной деятельности?
Рыков. По этому вопросу сказать ничего не могу.
Вышинский. Это не экспертиза, а выяснение тех связей, которые вы имели.
Рыков. Я о своих связях сказал. Вы спрашиваете, перешла ли эта связь к Маслову?
Вышинский. Понятно.
Рыков. Да.
Вышинский. Вы информировали о своей подпольной работе Николаевского?
Рыков. Да.

Вышинский. Можно установить, обвиняемый Бухарин, что из показаний Бессонова видно, что Маслов поддерживал контакт с правыми и был в курсе их контрреволюционной деятельности. Вы, как руководитель этой контрреволюционной организации, следовательно, также были в сфере этого контакта. Вы это подтверждаете?
Бухарин. Я не был в сфере этого контакта. Я был в сфере контакта с эсерами. Что они делали, я сведений не имею, но на ваш вопрос я высказываю предположение, по какой линии это могло быть.
Вышинский. По каким каналам это могло идти?
Бухарин. Да, по каналам, по которым это могло идти.
Вышинский. Подсудимый Бухарин, продолжайте.
Бухарин. Таким образом, я закончил на вопросе относительно состава "право-троцкистского блока", который, как это видно из всего, называется право-троцкистский центр, а на самом деле имеет гораздо более широкое содержание не только с точки зрения своих хвостов или своего окружения, но с точки зрения самого своего состава.
Вышинский. Говоря об этих связях вашего центра и вашего блока, вы не сказали о связях с иностранной разведкой и фашистскими кругами.
Бухарин. По этому поводу я ничего не имею показать.
Вышинский. Кроме того, что вы показали?
Бухарин. Да, кроме того, что я показал.
Вышинский. Дальше.
Бухарин. С приходом к власти фашистов в Германии среди верхушки контрреволюционных организаций начался обмен мнений относительно возможности использования иностранных государств в связи с военной ситуацией. Здесь я должен прямо сказать, а на суде я рассказываю то, что я именно помню, дело обстояло в этом важнейшем вопросе, который представляет очень крупный объект для суждения суда и для применения тех или иных санкций судебного порядка, дело обстояло таким образом, что у троцкистов с места в карьер речь шла относительно территориальных уступок, тогда как в общем и целом в сферах руководящих кругов правой контрреволюционной организации речь шла в первую очередь относительно концессий, торговых договоров, тарифов, цен, поставки сырья, горючего и тому подобного, одним словом-различных уступок экономического содержания. Я заявил суду в самом начале своих показаний, что я, как один из руководителей контрреволюционного блока, а не как стрелочник, несу ответственность за совокупность решительно всего, что производилось этой организацией. Но, поскольку речь идет относительно конкретных вещей, мне кажется, что можно охарактеризовать дело таким образом, что ведущим началом в блоке, наиболее активным политическим началом в смысле остроты борьбы, в смысле далеко идущих преступных связей и прочего,-все-таки была троцкистская часть. Опять-таки я говорю не для того, чтобы снять ответственность с правой части, потому что в данном случае с точки зрения криминологии не важно, кто первый сказал "а", кто повторил это "а", кто его раскрыл и его донес, но с точки зрения внутренней механики этого дела и с точки зрения выяснения личной роли Троцкого, который, к сожалению, вне пределов досягаемости отсюда, мне кажется, этот вопрос имеет известное значение и поэтому я осмеливаюсь здесь его подчеркнуть.
Летом 1934 года Радек мне сказал, что от Троцкого получены директивы, что Троцкий с немцами ведет переговоры, что Троцкий уже обещал немцам целый ряд территориальных уступок, в том числе Украину. Если мне память не изменяет, там же фигурировали территориальные уступки и Японии. Вообще, Троцкий вел себя в этих переговорах уже не только как заговорщик, который в будущем имеет надежду на то, чтобы путем вооруженного переворота стать у власти, но уже сам чувствует себя хозяином Советской земли, которую он хочет превратить из советской в несоветскую.
Должен сказать, что тогда, в ту пору, я Радеку возражал. Это Радек в своих показаниях подтверждает, точно также, как он подтверждал на очной ставке со мною, что я против этого возражал, что я считал необходимым, чтобы он, Радек, написал Троцкому, что Троцкий слишком далеко идет в этих переговорах, что он может скомпроментировать не только самого себя, но и всех своих союзников, в частности, нас, правых заговорщиков, и что это обеспечит нам, наверняка, провал. Мне казалось, что при развитии массового патриотизма, который не подлежит никакому сомнению, эта точка зрения Троцкого политически и тактически нецелесообразна с точки зрения самого заговорщического плана, и что здесь надо действовать гораздо более осторожно.
Вышинский. Кто сказал это?
Бухарин. Я говорил это. Я даже считал, что предварительные переговоры не нужны.
Вышинский. Чтобы не провалиться?
Бухарин. Нет, тут были и другие соображения...
Вышинский. Как вы только что сказали, вы тогда указывали, что это могло слишком далеко завести... Вы боялись провала?
Бухарин. Я говорю о провале не в смысле ареста, а в смысле провала всего дела.
Вышинский. Я тоже об этом говорю. Из осторожности, чтобы не провалить свое заговорщическое дело, вы высказывали такую точку зрения?
Бухарин. Тут надо перевернуть несколько...
Вышинский. Можете переворачивать как хотите... Это в каком году было?
Бухарин. Разговор с Радеком был летом 1934 года.
Вышинский. А разговор с Караханом был позже?
Бухарин. Был после его приезда в Москву, в 1935 году.
Вышинский. А этому разговору с Караханом предшествовал разговор с Енукидзе, или разговор с Енукидзе на эту тему был позже?
Бухарин. Первый разговор был с Томским.
Вышинский. Таким образом, в основе лежал разговор с Томским?
Бухарин. По этому поводу были три разговора.
Вышинский. Мы перейдем к этому позже. Продолжайте.
Бухарин. Должен ли я остановиться на внутренней стороне дела, на разговорах, которые имели место, или это неинтересно?
Вышинский. Смотря о чем были разговоры.
Бухарин. Конечно, не о погоде.
Вышинский. Говорите о ваших преступлениях.
Бухарин. Томский признавал возможным использование войны и предварительных соглашений с Германией. Тогда я выступил против этого со следующими аргументами. Я говорил, что, во-первых, если речь идет относительно вмешательства в той или иной форме Германии во время войны в помощь контрреволюционному перевороту, то, как всегда это бывает и так как она представляет собой довольно сильный военный и технический фактор,- она неизбежно положит ноги на стол и разорвет всякое предварительное соглашение, которое предварительно было бы заключено. Во-вторых, я выставлял тот аргумент, что, поскольку речь идет о военном перевороте, то, в силу самой логики вещей, будет необычайно велик удельный вес именно военной группы заговорщиков и, как всегда бывает в этих случаях, именно эта часть совокупных верхушечных контрреволюционных сил окажется в распоряжении больших материальных сил, а следовательно и политических, и что отсюда может возникнуть своеобразная бонапартистская опасность, а бонапартисты, я, в частности, имел в виду Тухачевского, первым делом расправятся со своими союзниками, так называемыми вдохновителями, по наполеоновскому образцу. Я всегда в разговорах называл Тухачевского "потенциальным Наполеончиком", а известно, как Наполеон расправлялся с так называемыми идеологами.
Вышинский. А вы считали себя идеологом?
Бухарин. В том числе - и идеологом контрреволюционного переворота и практиком. Вам, конечно, предпочтительнее сказать, что я считал себя шпионом, но я им себя не считал и не считаю.
Вышинский. Это было бы правильнее всего.
Бухарин. Это ваше мнение, а мое мнение другое.
Вышинский. Посмотрим, какое будет мнение суда. Скажите, как вы вели себя с Томским этот "идеологический" разговор или в другой раз, излагал ли вам Томский два варианта захвата власти?
Бухарин. У меня через несколько строк, как раз будет и об этом.
Вышинский. Я подожду.
Бухарин. Хорошо. Я хотел сказать, что после этих предварительных разговоров в 1935 году, я не знаю, какие факторы еще сыграли роль до принятия какого-нибудь решения со стороны правого центра и со стороны контактного центра, напирал ли на Томского Енукидзе, или военные круги, или Енукидзе, троцкисты и зиновьевцы вместе,-но факт тот, что Карахан уехал без предварительного разговора с членами руководящего центра, за исключением Томского.
Вот теперь я хочу передать суду то, что сохранилось в моей памяти по поводу трех разговоров, которые имели место после приезда Карахана. Первый разговор был с Томским, второй разговор с Енукидзе и третий разговор с Караханом, который вносил некоторые детали и добавочный коэффициент в разговор.
Как я вспоминаю, мне рассказал Томский, что Карахан добился соглашения с Германией на более выгодных условиях, чем Троцкий.
Вышинский. Раньше всего скажите насчет Томского. Меня интересует ваша беседа с Томским по существу вашего плана осуществления государственного переворота, как вы называете, захвата власти. Когда был у вас разговор относительно того, чтобы открыть немцам фронт?
Бухарин. Я сейчас перейду к этому.
Вышинский. Нельзя ли коснуться, как вы собирались с Томским открывать немцам фронт в случае войны?
Бухарин. Я об этом скажу несколько позже.
Вышинский. Вы не хотите говорить о том, что интересует сейчас следствие?
Бухарин. Я скажу относительно этого фронта.
Вышинский. Я ставлю третий раз вопрос. Когда у вас был разговор относительно того, чтобы открыть немцам фронт?
Бухарин. Когда я спросил Томского, как он мыслит механику переворота, он ответил, что это дело военной организации, которая должна открыть фронт.
Вышинский. Значит, Томский собирался открыть фронт?
Бухарин. Он этого не сказал.
Вышинский. Да или нет?
Бухарин. Я сказал, как же мыслится механика этого вмешательства.
Вышинский. Чьего вмешательства?
Бухарин. Некоторых иностранных государств.
Вышинский. Как мыслится, он сказал?
Бухарин. Томский сказал.
Вышинский. Томский сказал - открыть фронт?
Бухарин. Я скажу точно.
Вышинский. Что он сказал?
Бухарин. Томский сказал, что это дело военной организации, которая должна открыть фронт.
Вышинский. Почему она должна открывать фронт?
Бухарин. Он этого не сказал.
Вышинский. Почему она должна открыть фронт?
Бухарин. Она, с моей точки зрения, не должна была открыть фронт.
Вышинский. С точки зрения вашей организации?
Бухарин. С точки зрения нашей организации.
Вышинский. С точки зрения Томского, они должны были открыть фронт или нет?
Бухарин. С точки зрения Томского? Он во всяком случае не возражал против этой точки зрения.
Вышинский. Согласен был?
Бухарин. Если он не возражал, то на три четверти, вероятно, был согласен.
Вышинский. Одну четверть все-таки спрятал на запас?
Бухарин. Это я хочу только подчеркнуть.
Вышинский. Я вас спрашиваю. Отвечайте на вопрос.
Бухарин. Гражданин Прокурор, вы сказали, что каждое слово для суда очень важно.
Вышинский. Разрешите мне предъявить показания Бухарина том 5, листы дела 95-96: "Томский сказал мне, что обсуждалось два варианта: случай, когда новое правительство организуется во время мира", а значит заговорщики организуют во время мира новое правительство, и "случай, когда оно организуется во время войны, причем для последнего случая немцы требуют больших экономических уступок", уступки, о которых я уже говорил,- "и настаивают на территориальных уступках". Скажите, правильно это или нет?
Бухарин. Да, это все правильно.
Вышинский (читает дальше). "Я спросил Томского, как же мыслится в этой связи механика переворота? Он сказал, что это дело военной организации, которая должна будет открыть фронт немцам".
Бухарин. Да, правильно.
Вышинский. Томский был согласен с этим или несогласен?
Бухарин. Он сказал: "должны", но смысл этих слов не "золлен", а "мюссен".
Вышинский. Вы вашу филологию оставьте. Должен по-русски-это значит должен.
Бухарин. Это значит, что в военных кругах была мысль о том, что в этом случае эти военные круги...
Вышинский. Нет, не мысль, а они должны были. Значит...
Бухарин. Нет, не значит.
Вышинский. Значит, не должны были открывать фронт?
Бухарин. То есть с чьей точки зрения? Томский говорил о том, что ему говорили военные, что говорил Енукидзе.
Вышинский. А вы что показывали?
Бухарин. Я очень хорошо знаю свои показания.
Вышинский. "Томский сказал, что переворот совершить-это дело военной организации, которая должна будет открыть фронт немцам". Ясен вопрос?
Бухарин. Я сказал, я спросил Томского: "А как же мыслится механика этого вмешательства", он сказал: "Это дело военной организации, которая должна открыть фронт немцам". На это я ему сказал, что...
Вышинский. Дальше не надо еще. Должны были открыть фронт. Значит, предполагали открыть фронт немцам?
Бухарин. Да.
Вышинский. В чьих кругах?
Бухарин. В кругах военной организации.
Вышинский. Томский согласен был с этим?
Бухарин. Он этого прямо не сказал.
Вышинский. На три четверти он был согласен?
Бухарин. Я вам говорю, что из того, что он сказал, вытекало, что он с этим, вероятно, согласен.
Вышинский. А когда он вам сказал это, вы возражали?
Бухарин. Я возражал.
Вышинский. А почему вы не написали, что "я возражаю"?
Бухарин. Тут уже дальше написано.
Вышинский. А дальше тут написано совсем другое.
Бухарин. Это и значит, что я возражаю.
Вышинский. Дальше написано так: "На это я сказал ему, что в таком случае...". В каком случае?
Бухарин. В случае открытия фронта.
Вышинский. Правильно. "В таком случае целесообразно отдать под суд виновников поражения на фронте. Это даст нам возможность увлечь за собой массы, играя патриотическими лозунгами".
Бухарин. Но позвольте, я вам это объясню, если разрешите.
Вышинский. Сейчас. Будем разбираться по порядку. Это есть ваше возражение?
Бухарин. Да.
Вышинский. Так вы ему и сказали: "Открывать фронт нельзя"?
Бухарин. Правильно.
Вышинский. А где это написано?
Бухарин. Это не написано, но это само собой разумеется.
Вышинский. А что значит играть патриотическими лозунгами?
Бухарин. Это не значит тут "играть" в одиозном смысле...
Вышинский. "Должен" - не в том смысле, "играть" - тоже не в том смысле.
Бухарин. "Должен" имеет в русском языке два значения.
Вышинский. А мы хотим иметь здесь одно значение.
Бухарин. Вам угодно так, а я с этим имею право не соглашаться. Известно, что в немецком языке "золлен" и "мюссен" имеют два значения...
Вышинский. Вы привыкли говорить на немецком языке, а мы говорим на советском языке.
Бухарин. Немецкий язык сам по себе не одиозен.
Вышинский. Вы продолжаете говорить на немецком языке, вы уже привыкли с немцами вести переговоры на их языке, а здесь мы говорим на русском языке. Когда Томский сообщил вам, что нужно открыть немцам фронт, то, если бы вы возражали, то надо было бы сказать так:
"Я возражал, я сказал, что я на такое предательство, на такую измену не пойду". Вы это сказали?
Бухарин. Нет, не сказал. Но если я говорю, что нужно сделать...
Вышинский. Играть патриотическими лозунгами, то есть отыграться, изобразить так, как будто кто-то изменил, а мы-патриоты...
Бухарин. Это не совсем так, потому что в других местах моих показаний, и в том числе на очной ставке с Радеком и во время всех разговоров с Радеком, я Радеку возражал, говорил, что Томский не понимает...
Вышинский. Обвиняемый Бухарин, то, что вы здесь применили иезуитский способ, вероломный способ, свидетельствует и дальнейшее. Позвольте огласить дальше: "Я имел в виду, что этим самым, то есть осуждением виновников поражения, можно будет добиться, избавиться попутно от тревожившей меня бонапартистской опасности".
Бухарин. Да, совершенно верно.
Вышинский. Так вот как вы "возражали" против открытия фронта.
Бухарин. Одна задача нисколько не мешает другой.
Вышинский. Одна задача-открытие фронта...
Бухарин. Нет, не открытие фронта.
Вышинский. Отдать под суд виновников поражения на фронте, сыграть на патриотических лозунгах и выйти сухими из воды.
Бухарин. Другая совсем ориентация.
Вышинский. Вот такой был разговор с Томским. Правильно записано здесь?
Бухарин. Правильно, конечно, но вы не все прочли.
Вышинский. Я прочел три абзаца, они правильно записаны?
Бухарин. Три абзаца совершенно правильно.
Вышинский. С Енукидзе по этому поводу говорили?
Бухарин. С Енукидзе говорил.
Вышинский. С Караханом говорили?
Бухарин. Говорил.
Вышинский. Что говорили по этому поводу Енукидзе и Карахан?
Бухарин. Енукидзе...
Вышинский. В общем подтвердил это?
Бухарин. В общем подтвердил. Информировали Томского и Карахан, и Енукидзе.
Вышинский. То есть?
Бухарин. Они подтвердили, во-первых, что Карахан заключил договор с немцами на условиях уступок экономических и территориальных, на что Карахан ответа не дал, заявив, что это дело должно быть обсуждено. В том числе есть и формула относительно выделения союзных республик. В-третьих, относительно договоров.
Вышинский. В-третьих, об открытии фронта?
Бухарин. В-третьих, относительно договоров СССР с Чехословакией и Францией о взаимной помощи.
Вышинский. У вас договор был с ними?
Бухарин. Я передаю то, что говорил Томский о том, что передавал Карахан. Так он говорил. Немцы требовали разрыва этих договоров.
Вышинский. Кого с кем?
Бухарин. Нового правительства.
Вышинский. Вы думали, что вы уже - правительство?
Бухарин. Не мы думали, а Карахан говорил на случай...
Вышинский. Была санкция?
Бухарин. Потом не возражали, значит санкционировали.
Вышинский. Значит, думали, что вы действуете, как правительство?
Бухарин. Смысл договора...
Вышинский. Тогда вы разрываете союз с Чехословакией.
Бухарин. Вы не дали мне договорить. А Карахан ответил на этот вопрос утвердительно. Мы рассчитывали, что немцев надуем и это требование не выполним.
Вышинский. Значит, все у вас тут построено было на надувательстве, а рассчитывали вас надуть?
Бухарин. Это всегда так бывает.
Вышинский. Использовать вас, а потом выбросить на свалку.
Бухарин. Правильно.
Вышинский. В общем, проиграли и вы, и они.
Бухарин. К счастью, это так.
Вышинский. К нашему счастью, это так. А с Караханом вы говорили об открытии фронта?
Бухарин. Карахан сказал, что немцы требовали военного союза с Германией.
Вышинский. А для союзника ворота закрыты?
Бухарин. На это Карахан мне ответил.
Вышинский. Для союзника ворота закрыты?
Бухарин. Нет.
Вышинский. Значит, открыть ворота?
Бухарин. Простите, союза еще никакого не было.
Вышинский. Предположение, планы были.
Бухарин. Вот сейчас Советский Союз находится в союзе с Францией, но это не значит, что он открывает советские границы.
Вышинский. У вас что было?
Бухарин. Ничего не было, были словесные планы.
Вышинский. Вы не хотите признать, что вы были инициатором открытия фронта, в случае нападения немцев?
Бухарин. Нет. А Рыков утверждает это потому, что это теперь совершенно ясно...

Вышинский. А Рыков подтверждает, что Бухарин был инициатором этой мысли. Подсудимый Рыков, правильно это?
Рыков. Об открытии фронта я впервые услышал со слов Бухарина.
Бухарин. И это верно. Но это не значит, что я был инициатором. Это было после разговора с Томским.
Вышинский (обращается к Рыкову). Бухарин возражал против этого?
Рыков. В моем присутствии не возражал.

Вышинский. Садитесь (обращается к Бухарину). Продолжайте рассказывать. Вопрос об открытии фронта я считаю выясненным. У меня больше вопросов нет.
Бухарин. Я позабыл сказать и отметить. Когда Троцкий вел переговоры с немцами, то правые уже были составной частью "право-троцкистского блока" и, следовательно, являлись соучастниками этих переговоров, несмотря даже на то, что Троцкий это делал по собственной инициативе, независимо от предварительного сговора.
В основном у меня, кажется, все.
Председательствующий. Товарищ Прокурор, подсудимый Бухарин кончил свои показания.
Вышинский. У меня вопросов нет.
Председательствующий. Товарищ Прокурор, теперь нужно разрешить вопрос о вызове свидетелей. Или сейчас переходить к допросу Бухарина о событиях 1918 года?
Вышинский. Я допросил.
Председательствующий. Надо выяснить вопрос, к какому часу вызвать свидетелей, или сейчас, или после перерыва.
Вышинский. Если свидетели доставлены, я просил бы вызвать их сейчас.

Председательствующий. Первым свидетелем намечено вызвать Яковлеву?
Вышинский. Да.
Председательствующий. Вызовите свидетеля.
Вышинский. Пока вызывают свидетеля, позвольте поставить Бухарину вопрос в связи с его показаниями на предварительном следствии,-лист дела 94, том 5. Прошу разрешения огласить.
Председательствующий. Пожалуйста.
Вышинский. "Мы ясно видели гигантский рост советского патриотизма, который (рост) стоял в связи с реально ощутимым ростом мощи, силы и зажиточности широких масс, необычайной популярностью Сталинского лозунга о том, что мы не отдадим ни одной пяди советской земли, что являлось в наших глазах совершенно очевидным показателем этого растущего патриотизма". Это вы подтверждаете?
Бухарин. Подтверждаю.
Вышинский. "Поставить себя против этого лозунга, это, как бы хитроумны ни были здесь политические расчеты, означало бы наверняка изолировать себя от масс целиком и навсегда, заранее сделать свое положение бессмысленным, и полную безнадежность своих планов". Это вы подтверждаете?
Бухарин. Подтверждаю целиком.
Вышинский. Больше вопросов у меня нет.
Председательствующий. Садитесь. (К свидетелю.) Ваша фамилия Яковлева, Варвара Николаевна?
Яковлева. Да. Яковлева, Варвара Николаевна.
Председательствующий. Вы вызваны свидетелем по делу Бухарина Николая Ивановича. Предлагается говорить суду правду. Поскольку вы вызваны по ходатайству Прокурора Союза ССР, он имеет право задавать вам вопросы.
Вышинский (к Яковлевой). Вы припоминаете свое участие в 1918 году в группе "левых коммунистов"?
Яковлева. Очень точно.
Вышинский. Расскажите нам кратко, кто был главным организатором и руководителем этой группы?
Яковлева. Идейным ее руководителем был Бухарин.
Вышинский. Кто был организатором деятельности этой группы?
Яковлева. Фракционным центром антисоветской группы "левых коммунистов" являлось московское областное бюро. Оно избиралось на областной партийной конференции в довольно широком составе с участием местных работников. Затем, для своей постоянной организационной руководящей работы оно выделяло так называемый узкий состав. В конце 1917 года и начале 1918 этот узкий состав состоял сплошь из "левых коммунистов" и он-то и являлся фракционным центром группы "левых коммунистов".
Вышинский. Кто был руководителем этого центра?
Яковлева. Идейным руководителем был Бухарин. Затем был ряд общественных лиц, которые формулировали идеологию "левых коммунистов". Сюда принадлежали Преображенский, Радек, Осинский.
Вышинский. Меня интересуют данные о Бухарине, поскольку он обвиняется по этому делу. Это надо для его характеристики.
Скажите, каково было отношение Бухарина к мирным переговорам в Бресте, к заключению Брестского мира?
Яковлева. Бухарин, как и вся группа "левых коммунистов", был против заключения мира с немцами.
Вышинский. Какие шаги он предпринял для того, чтобы сорвать заключение мира?
Яковлева. Имелся ряд выступлений в печати и партийных кругах, затем была и нелегальная деятельность группы "левых коммунистов", которая была направлена к тому же самому.
Вышинский. В чем выражалась подпольная антисоветская деятельность группы "левых коммунистов"? Может быть припомните наиболее яркие факты, характеризующие ее деятельность.
Яковлева. Мне известно о нелегальной деятельности антисоветской группы так называемых "левых коммунистов" следующее. Я упоминала об узком составе бюро, который являлся фракционным центром этой группы. Я являлась секретарем областного бюро, а в момент моего отъезда в Ленинград, это было в начале декабря 1917 года, секретарем бюро был Манцев. В конце февраля 1918 года состоялось заседание московского областного бюро, на котором обсуждался вопрос о заключении мира с немцами. На этом заседании член бюро Стуков внес проект резолюции по этому вопросу и выступил в защиту этого проекта, причем высказался в таком духе, что в политической борьбе против заключения мира с немцами, в политической борьбе по вопросу о войне и мире не следует останавливаться не только перед сменой руководства в партии и в правительстве, но даже не следует останавливаться и перед арестом руководящей, наиболее решительной части правительства в лице Ленина, Сталина и Свердлова, а в случае дальнейшего обострения борьбы не следует останавливаться даже перед их физическим уничтожением.
Вышинский. Перед физическим уничтожением - кого?
Яковлева. Вождей партии: Ленина, Сталина и Свердлова.
Вышинский. Это было заявлено на секретном заседании бюро?
Яковлева. Заседание это было не секретное, это было открытое заседание узкого состава московского областного бюро.
Вышинский. Значит, можно сказать, что это было заседание "левых коммунистов", других там не было?
Яковлева. Да.
Вышинский. Это сказал Стуков?
Яковлева. Да. Стуков сказал также, что в политической борьбе не следует останавливаться не только перед сменой правительства и даже перед арестом его руководящей и политически непримиримой части, но и перед самой утратой Советской власти, которая, в случае заключения мира с немцами, становится чисто формальной. Проект резолюции, внесенный Стуковым, и его речь на этом заседании в изложении были записаны в книге протоколов московского областного бюро.
В мае 1918 года, в связи с московской областной конференцией, я и Манцев подготавливали к сдаче материал областного бюро, и мне Манцев сказал, что Бухарин настаивает на изъятии из книги протоколов областного бюро этого проекта резолюции и изложения речи Стукова, мотивируя это необходимостью избежать политической компрометации позиции московского областного бюро и разоблачения его нелегальной деятельности. Руководствуясь этой аргументацией, я и Манцев изъяли (вырвали или вырезали) из книги протоколов и уничтожили листы, содержавшие в себе изложение речи Стукова и внесенного им проекта резолюции.
Надо сказать, что речь шла о том заседании московского областного бюро, о котором писал Ленин в своей статье "Странное и чудовищное", причем в этой статье Ленин говорил о пояснительном тексте к резолюции.
Пояснительным текстом к резолюции и был уничтоженный нами лист из книги протоколов областного бюро.
Должна рассказать также о происхождении этого документа. Я лично не присутствовала на указанном заседании областного бюро, была в это время в Ленинграде. Я вернулась в Москву вскоре после этого заседания, дня через два или три. Ознакомившись с протоколом областного бюро, я имела разговор со Стуковым и сказала ему, что считаю внесенный им проект политически необоснованным, причем дала довольно резкую характеристику его речи. Стуков сказал мне, что за политическую обоснованность этого проекта он ответственности не несет, что с этим я должна адресоваться к Бухарину, так как он от Бухарина получил перед заседанием областного бюро из Ленинграда этот проект резолюции вместе с письмом, в котором Бухарин давал ему, Стукову, указания о характере выступления в защиту своего проекта.
Вскоре после этого у меня состоялся по этому поводу разговор с Бухариным. Это было еще до VII съезда партии. Я спросила Бухарина, правильно ли сообщение Стукова. Бухарин подтвердил, что проект резолюции послан был Стукову им и что он, Бухарин, дал Стукову указания о том, как следует выступать в защиту этого проекта. Он указал, что следует осветить перед членами областного бюро возможные перспективы политической борьбы по вопросу о войне и мире и тут, примерно, изложил то, что являлось содержанием речи Стукова и о чем я уже говорила. Я сказала Бухарину, что до сих пор считала, что мысль Стукова об аресте и смене правительства являлась личной позицией Стукова. Бухарин добавил к этому, что в среде "левых коммунистов" найдутся люди, которые сумеют с логической последовательностью, до конца, продумать все возможные перспективы борьбы. Таким человеком он считал Стукова. И считал, что Стуков не побоится прямой и резкой постановки вопроса, и именно поэтому он поручил Стукову написать проект резолюции и проводить перед членами областного бюро мысли, о которых я рассказывала.
Вместе с тем Бухарин сказал мне, что не он один так думает, что он, Бухарин, имел по этому поводу откровенный разговор с Троцким, и Троцкий также полагает, что политическая борьба по вопросу о войне и мире только началась, что "левые коммунисты" должны предвидеть возможности выхода этой борьбы за пределы партии, что нужно искать себе союзников, на которых можно было бы опереться в этой борьбе. Троцкий указывал Бухарину, что в качестве таких союзников могут оказаться "левые" эсеры, позиция которых по вопросу о войне была уже достаточно ясна.
Бухарин сказал также, что и Троцкий полагает также возможность развития борьбы до самых агрессивных форм, не только до смены правительства, но и свержения правительства и физического уничтожения руководящих людей в правительстве и партии. Он тогда назвал Ленина, Сталина и Свердлова.
Вместе с тем Бухарин сообщил мне, что Троцкий в этом разговоре откровенно ему сказал, что его, Троцкого, половинчатые позиции по вопросу о заключении мира-это не более чем тактический прием, что он просто не решается активно высказаться за позицию "левых коммунистов", то есть против заключения мира, что он является в партии человеком новым и если бы он открыто перешел на позицию "левых коммунистов", то стали бы говорить, что Троцкий вошел в партию для борьбы с Лениным.
В этой же беседе, сообщая о линии Троцкого и говоря о возможных союзниках "левых коммунистов", Бухарин касался также Зиновьева и Каменева. Он указал, что Зиновьев и Каменев по вопросу о войне и мире занимают чрезвычайно колеблющуюся позицию и за время борьбы по этому вопросу они неоднократно в частных разговорах высказывались перед Бухариным прямо за позицию "левых коммунистов". Бухарин сказал, что Зиновьев и Каменев не решаются открыто выступить против Ленина, что они скомпрометированы своей позицией в Октябрьские дни по вопросу об Октябрьском восстании, о социалистической революции, и поэтому против Ленина открыто высказываться не решаются. Он сказал, что Зиновьев и Каменев также предполагают, подобно Бухарину и Троцкому, что политическая борьба по вопросу о войне и мире может выйти за пределы партии и что "левым коммунистам" в этом случае надо думать о союзниках, на которых они могли бы опереться, но, как сказал Бухарин, Зиньвьев и Каменев по вопросу о союзниках идут дальше Троцкого и считают, что в качестве таких союзников могли бы явиться также меньшевики и правые эсеры. Бухарин говорил о том, что Зиновьев и Каменев, даже и высказываясь за заключение мира, идут против Ленина, что они не верят в победу революции, не верят в то, что большевики удержат власть. Они считают неизбежной победу контрреволюции и что эта контрреволюция будет беспримерно кровавая.
Вскоре мне самой пришлось слышать от Зиновьева его мнение по этому вопросу. Это было несколько позже, уже во время VII съезда партии. Бухарин затащил меня как-то в номер "Астории" к Зиновьеву. Когда мы пришли, Зиновьев начал немедленно разговор о контрреволюции, о том, что она собирает свои силы, что нам несдобровать и что кровопускание будет чрезвычайное. Бухарин перевел разговор на вопрос о заключении мира. Зиновьев подхватил эту тему и сказал примерно следующее: "Ну, что же, заключение мира поможет осуществить исторически неизбежную и неумолимо надвигающуюся контрреволюцию более мирными средствами, с меньшим кровопусканием. После заключения мира Советской власти самой придется под совместным давлением немцев и внутренней контрреволюции идти на уступки и, в частности, включать в состав правительства другие партии". Он говорил, что вообще заключение мира с немцами лишний раз докажет правоту Зиновьева и Каменева, правильность их точки зрения о том, что социалистическая революция не созрела. "После заключения мира немцы, опираясь на силы внутренней контрреволюции, переведут революцию на буржуазно-демократические рельсы и ликвидируют Октябрьский переворот".
Я тогда спросила Зиновьева с большим удивлением, стоит ли он за заключение мира с немцами именно поэтому? Он очень смутился и заявил: "Конечно, нет, я только считаю, что в случае, если силы революции будут недостаточны и контрреволюция неизбежна, то немцы и заключение мира с немцами могут сыграть положительную роль". Таким образом, позиция Зиновьева в вопросе о мире, действительно, оказалась не имеющей ничего общего с позицией Ленина, позиция Зиновьева была насквозь капитулянтской и, в сущности, у меня получилось такое впечатление, что он мечтал о мире, как об одном из способов ликвидации социалистической революции. Затем несколько позже...
Вышинский. Какое отношение к этому вопросу имел Бухарин?
Яковлева. Бухарин здесь присутствовал.
Вышинский. Он не высказывался?
Яковлева. Когда мы вышли оттуда, Бухарин мне сказал: "Зиновьев стесняется, ты ему задаешь такие нескладные, неделикатные вопросы; все-таки он сказал достаточно для характеристики своей позиции". Я ему сказала, что Зиновьев сказал больше, чем достаточно, но я никак не могу понять, почему Бухарин говорил о Зиновьеве и Каменеве как о союзниках "левых коммунистов", как о людях, которых он рассчитывал перетянуть на свою сторону, что, с моей точки зрения, нам капитулянты не нужны. Бухарин мне сказал на это, что я, Яковлева, не умею смотреть вдаль.
Вышинский. Вдаль?
Яковлева. Да.
Вышинский. Что это означало?
Яковлева. Я тогда не придала этому значения, но позже я думала о том, что это означает: что если вы выйдете за пределы партии, то пригодятся и Троцкий, и Зиновьев, и Каменев, и что именно поэтому и велись разговоры на темы о союзниках, которых должны будут иметь в виду "левые коммунисты" в случае, если они потерпят поражение в партии.
Вышинский. Независимо от того, что эти союзники представляют собою?
Яковлева. Да.
Вышинский. Продолжайте.
Яковлева. То, что я могу еще рассказать о нелегальной деятельности группы "левых коммунистов", относится к несколько более позднему периоду, примерно, к концу апреля или к маю. В то время уже было совершенно ясно, что в партии "левые коммунисты" потерпели жестокое поражение. Это показал VII съезд партии, это показала позиция большинства местных организаций после VII съезда партии, это, наконец, показало и само отношение населения и партийных кругов к заключенному в то время миру. В конце, примерно, апреля, а может быть в начале мая, - я уже не могу точно сказать, - было нелегальное заседание, частное нелегальное совещание группы "левых коммунистов".
Насколько мне помнится, там присутствовали: Пятаков, Преображенский, Бухарин, Стуков, Лобов, Максимовский, Манцев, Кизельштейн и я. На этом совещании Бухарин сделал доклад. Он указал, что "левые коммунисты" в партии потерпели поражение, но что это не снимает вопроса о "губительных" последствиях Брестского мира, что "левым коммунистам" не следует слагать оружия, что нужно искать союзников вне партии, такими союзниками и являются "левые" эсеры, их позиция по вопросу о войне и мире в это время совершенно определилась. В связи с заключением мира они вышли из состава правительства. Состоялся их второй съезд, который одобрил выход "левых" эсеров из правительства и их позицию против заключения мира. Бухарин сообщил на этом совещании, что "левые" эсеры еще в феврале затевали переговоры с "левыми коммунистами" о совместном формировании правительства, и он считал бы поэтому целесообразным вступить опять с "левыми" эсерами в переговоры о совместном с ними формировании правительства. Нужно сказать, что в ходе своего доклада Бухарин опять развивал те же самые мысли о перспективах борьбы по вопросу о мире, которые были изложены в свое время Стуковым и о которых он мне говорил во время той беседы, которую я уже изложила сегодня. Он говорил о возможности чрезвычайно агрессивных форм, о том, что теперь уже совершенно ясно стоял вопрос о самом правительстве и о формировании его из "левых коммунистов" и "левых" эсеров, что в ходе борьбы за это может встать вопрос и об аресте руководящей группы правительства в лице Ленина, Сталина и Свердлова, а в случае дальнейшего обострения борьбы возможно и физическое уничтожение наиболее решительной руководящей части Советского правительства. Через некоторое время, очень скоро, опять было созвано совещание, примерно, в том же самом составе. Совещание приняло предложение Бухарина о том, чтобы повести переговоры с "левыми" эсерами о совместном формировании правительства, выяснить их точку зрения. Высказались за то, чтобы такие переговоры провели Бухарин и Пятаков. Через некоторое время, очень скоро, опять было созвано совещание, примерно в том же самом составе. На втором совещании Бухарин сообщил, что переговоры состоялись, что они вели эти переговоры с Камковым, Карелиным и Прошьяном, что "левые" эсеры согласились на совместное с "левыми коммунистами" формирование правительства, намекнули на то, что у них имеется уже конкретно разработанный план захвата власти и ареста правительства и что они выставляют определенные условия, чтобы "левые коммунисты" приняли участие в организационной подготовке захвата власти и смены правительства.
Бухарин предложил дать "левым" эсерам принципиальное согласие на такое участие в организационной подготовке и повести на этой основе переговоры с ними дальше. Совещание присоединилось к точке зрения Бухарина и высказалось за то, чтобы переговоры вести дальше на указанной основе. Через несколько дней после этого совещания состоялась московская областная конференция, и на ней "левые коммунисты" снова были совершенно разбиты, областное бюро было распущено и "левые коммунисты" потеряли организационную силу, организационную базу и вообще перестали представлять из себя какую-либо организационную силу. Таким образом, "левые" эсеры никакой организационной помощи со стороны "левых коммунистов" не получили и сделали свое дело собственными силами, то есть я имею в виду июльский мятеж.
Это все, что мне известно по вопросу о нелегальной деятельности "левых коммунистов".
Вышинский. Следовательно, судя по вашим показаниям, вы утверждаете, что в 1918 году, непосредственно вслед за Октябрьской революцией, в период заключения Брестского мира, существовал антисоветский заговор в составе Бухарина и его группы так называемых "левых коммунистов", Троцкого и его группы и "левых" эсеров?
Яковлева. Заговор с "левыми" эсерами несомненно имел место, поскольку с ними велись совершенно конкретные переговоры.
Вышинский. А роль Бухарина в этом деле?
Яковлева. Я сообщила, что Бухарин сам предлагал вести эти переговоры, что он вместе с Пятаковым эти переговоры вел.
Вышинский. Значит, его роль была совершенно практической, как руководителя этого заговора?
Яковлева. Да.
Вышинский. Вы это подтверждаете?
Яковлева. Подтверждаю.
Вышинский. Кроме того, вы подтверждаете, что Бухарин говорил о неизбежности в ходе борьбы не останавливаться перед арестом руководителей партии и правительства?
Яковлева. Он говорил, что в ходе борьбы может так случиться, что перед этим останавливаться не приходится.
Вышинский. Имел в виду?
Яковлева. Имел в виду решительность и политическую непримиримость, то есть готовность бороться до конца за свержение указанных вождей партии.
Вышинский. Вы указывали, что имелись в виду именно Ленин, Сталин и Свердлов?
Яковлева. Да, эти фамилии называл Стуков.
Вышинский. А Бухарин называл?
Яковлева. От Бухарина я тоже слышала.
Вышинский. Слышали?
Яковлева. Это же я слышала от Бухарина.
Вышинский. Вы подтверждаете перед судом, что Бухарин вам тоже говорил о политической целесообразности и необходимости убийства Ленина, как главы Советского государства, Сталина и Свердлова, как руководителей партии и правительства?
Яковлева. Бухарин говорил об этом. Конечно, он говорил об этом вскользь, обволакивал это дело рядом путаных и ненужных теоретических рассуждении, как это вообще любит делать Бухарин; он, как в кокон, заворачивал эту мысль в сумму пространных рассуждении, но он это говорил.

Вышинский. Обвиняемый Бухарин желает что-нибудь сказать?
Бухарин. Я могу сказать по всей совокупности того, о чем говорила Варвара Николаевна.
Вышинский. Подсудимый Бухарин, вы были организатором и руководителем так называемой группы "левых коммунистов" в 1918 г.?
Бухарин. Я был одним из организаторов.
Вышинский. Одним из организаторов этой группы вы были?
Бухарин. Да.
Вышинский. Вели в этот период времени нелегальную работу по борьбе с Советской властью?
Бухарин. Тут надо говорить относительно разных периодов. Если речь идет относительно периода до Брестского мира, то здесь нелегальщины в строгом смысле слова не было по той простой причине, что все знали об этой борьбе, имелся открытый орган этой борьбы, велись открытые разговоры...
Вышинский. Об аресте Ленина, Сталина и Свердлова вы открыто говорили?
Бухарин. Об аресте разговор был, но не о физическом уничтожении. Это было в период не до Брестского мира, а после. До Брестского мира основная ориентация "левых коммунистов" заключалась в том, чтобы завоевать легальными путями большинство в партии...
Вышинский. Какими легальными путями?
Бухарин. Дискуссиями, голосованиями на собраниях и тому подобным.
Вышинский. А когда надежды на это исчезли?
Бухарин. Это было после Брестского мира. Я хочу уточнить этот вопрос для того, чтобы опорочить показания В.Н. Яковлевой. Она говорит о периоде до Брестского мира, что есть явная бессмыслица, потому что тогда у нас вместе с троцкистами было большинство в Центральном Комитете, и мы надеялись на завоевание большинства в партии, так что говорить о заговорщической деятельности в то время было бессмысленно. В этот период у меня был один разговор с Пятаковым, когда явились Карелин и Камков и заявили, что они предлагают составить новое правительство...
Вышинский. Когда это было?
Бухарин. Это было до Брестского мира. Они предложили составить правительство путем ареста Ленина на 24 часа.
Вышинский. Значит, мы можем сказать, что до заключения Брестского мира у вас были переговоры с "левыми" эсерами Карелиным и Камковым о том, чтобы сформировать новое правительство, то есть предварительно свергнуть правительство во главе с Лениным? Разговор был?
Бухарин. Разговор был.
Вышинский. Об аресте Ленина?
Бухарин. Это эсеры говорили.
Вышинский. По-вашему, эсеры говорили об аресте Ленина, а свидетельница Яковлева утверждает, что об аресте Ленина говорил и Бухарин.
Бухарин. Она путает с этим другой вопрос, она утверждает, что разговор был до заключения Брестского мира.
Вышинский. Я спрашиваю, до заключения Брестского мира были переговоры с эсерами о том, чтобы арестовать Ленина?
Бухарин. Да.
Вышинский. А после заключения Брестского мира тоже были переговоры?
Бухарин. После заключения Брестского мира этот разговор действительно был.
Вышинский. А тот разговор тоже был?
Бухарин. Разница в том, что при первом разговоре был дан отрицательный ответ.
Вышинский. Я вас не спрашиваю об ответе, а спрашиваю о фактах, имевших место. Разговор об аресте Ленина с Карелиным и Камковым был?
Бухарин. Подтверждаю, был.
Вышинский. До Брестского мира?
Бухарин. Да.
Вышинский. А после заключения Брестского мира тоже были переговоры?
Бухарин. Были.
Вышинский. О чем?
Бухарин. О политическом контакте.
Вышинский. А об аресте?
Бухарин. И об аресте этой тройки, о которой говорила Яковлева.
Вышинский. Кого именно?
Бухарин. Ленина, Сталина и Свердлова.
Вышинский. Тоже на 24 часа?
Бухарин. Тогда эта формула не употреблялась.
Вышинский. А как арестовать, для чего?
Бухарин. Для того, чтобы составить новое правительство.
Вышинский. А с арестованными что сделать?
Бухарин. Разговора о физическом уничтожении не было.
Вышинский. Но это не исключалось?
Бухарин. Наоборот, все думали, необходимо во что бы то ни стало обеспечить сохранность этих лиц.
Вышинский. Когда свергают правительство и арестовывают его, применяют насильственные способы?
Бухарин. Да.
Вышинский. Вы имели в виду при аресте применить насильственные способы? Правильно это или нет?
Бухарин. Правильно.
Вышинский. Но насильственные способы в чем заключаются? Вы точно установили это?
Бухарин. Нет, не установили.
Вышинский. Значит, решили так, как позволят и прикажут обстоятельства?
Бухарин. Да, совершенно верно.
Вышинский. А обстоятельства могут приказать действовать очень решительно?
Бухарин. Да, но дело в том, что "левые коммунисты" тоже не стояли на фаталистической точке зрения, а учитывали обстоятельства. Это не значит, что обстоятельства диктовали им все, что угодно.
Вышинский. Устанавливаем пока то, что бесспорно. До Брестского мира-переговоры об аресте Владимира Ильича Ленина, после Брестского мира-переговоры об аресте Ленина, Сталина, Свердлова и насильственном свержении правительства. Правильно это?
Бухарин. В основном правильно.
Вышинский. Причем, говоря о насильственном свержении Советской власти и аресте товарищей Ленина, Сталина и Свердлова, говорилось именно о насильственных методах, не упоминая, каких именно?
Бухарин. Так, говорилось только о том, что необходимо во что бы то ни стало обеспечить их сохранность.

Вышинский. Свидетельница Яковлева, что вы об этом скажете? Бухарин говорит правду?
Яковлева. При его переговорах с "левыми" эсерами я не присутствовала.
Вышинский. Что он вам говорил?
Яковлева. Он говорил о том, что такая возможность не исключена.
Вышинский. Какая такая возможность?
Яковлева. Возможность физического уничтожения, то есть убийства, не исключена.
Вышинский. Он говорил вам об этом?
Яковлева. Говорил.
Вышинский. Я не говорил о том, что это абсолютно исключено, ибо этим лицам обеспечена сохранность и неприкосновенность?
Яковлева. Об этом я от него не слышала.
Вышинский. А об убийстве?
Яковлева. Слышала, причем повторяю, что этот разговор носил такой характер, что он не напирал на это дело...
Вышинский. Но говорил об этом?
Яковлева. Говорил.
Вышинский. У меня вопросов к Бухарину и Яковлевой нет.

Бухарин. Я имею право задавать вопросы свидетельнице?
Председательствующий. Имеете право.
Бухарин. У меня много вопросов.
Вышинский. Может быть в вечернем заседании?
Председательствующий. Поскольку по регламенту в 3 часа перерыв, объявляю перерыв.
Вышинский. Простите, если на этом мы прерываем допрос свидетельницы Яковлевой до вечернего заседания, я прошу дать мне возможность сделать несколько замечаний.
Председательствующий. Пожалуйста.
Вышинский. Во-первых, о заявлении, связанном с обвинением, которое предъявляется подсудимым Плетневу и Левину. Я прошу предъявить это заявление защите указанных подсудимых, а затем разрешите огласить его.
(Заявление предъявляется защите.)
Председательствующий. Защита ознакомилась с заявлением?
Коммодов. Защита не возражает против приобщения заявления к делу.
Председательствующий. Суд приобщает заявление к делу.
Вышинский. Разрешите огласить текст заявления (читает):
"Прокурору Союза ССР товарищу Вышинскому
Ознакомившись с опубликованным 3 марта с. г. обвинительным заключением по делу "право-троцкистского заговорщического блока", считаю своим долгом довести до Вашего сведения о нижеследующем:
В качестве врача Санупра Кремля я был командирован во время последнего заболевания Алексея Максимовича Горького к нему на дачу для производства внутривенных вливаний.
Я хорошо помню, что в первые же дни болезни А. М. Горького ему давалось очень много сердечных средств, которые давались как внутрь, так и путем внутривенных вливаний и инъекций.
Так, я лично, по указанию лечащих врачей, а главным образом Л. Г. Левина, производил следующие инъекции и внутривенные вливания: дигален, кардиазол, глюкоза и глюкоза с строфантом и строфантин (кажется, немецкий).
Обращаю ваше внимание, что эти сердечные средства давались с первых же дней заболевания А. М. Горького в больших количествах.
При очередном вливании строфантина я высказал доктору Л. Г. Левину свое сомнение в правильности применения строфантина, который во мне вызывал опасение, применения которого я боялся. Характерно, что Левин сразу же после этого прекратил дальнейшее вливание строфантина. Это тем более знаменательно, что я не являюсь специалистом-терапевтом и с этой точки зрения мое мнение не могло представлять для доктора Л. Г. Левина, при нормальном положении вещей, особого значения.
Необходимо также отметить, что впрыскивание строфантина (внутривенное) производилось одновременно с дигаленом (на протяжении этого отрезка времени).
Приблизительно за 10 дней до смерти А. М. Горького профессор Плетнев, приехавший на дачу Горького для консультации, увидев, что я приготавливал очередное вливание (не помню, какое именно), цинично заявил мне: "Зачем Вы это делаете, надо дать больному в таком состоянии спокойно умереть".
Об этом заявлении Плетнева я тогда же сообщил доктору Левину, который заявил, что вливание надо продолжать.
Все изложенное, в случае необходимости, я смогу подтвердить Вам на суде и за правильность изложенного отвечаю.
Доктор М. Ю. Белостоцкий".
Вышинский. Я ходатайствую перед судом о вызове для дачи показаний в качестве свидетеля доктора Белостоцкого.
Одновременно прошу для выяснения обстоятельств, связанных с умерщвлением А. М. Горького, товарищей Менжинского, Куйбышева, сына Горького М. А. Пешкова и покушением на жизнь товарища Н. И. Ежова, о назначении медицинской экспертизы в следующем составе:
1. Заслуженный деятель науки, профессор Николай Адольфович Шерешевский.
2. Заслуженный деятель науки, профессор Дмитрий Александрович Бурмин.
3. Профессор Владимир Никитич Виноградов.
4. Профессор Дмитрий Михайлович Российский.
5. Доктор медицинских наук Владимир Дмитриевич Cипалов.
В случае удовлетворения моего ходатайства о назначении медэкспертизы и в данном составе, разрешите к вечернему заседанию представить вопросы к экспертизе.

Председательствующий. Защита не возражает против вызова свидетеля и назначения экспертизы?
Коммодов. Защита против вызова свидетеля и против вызова экспертизы не возражает.
Председательствующий. Суд удовлетворил ходатайство Прокурора Союза ССР товарища Вышинского о вызове в качестве свидетеля доктора Белостоцкого Максимильяна Юлиановича, а также о вызове экспертизы в числе пяти человек, названных Прокурором товарищем Вышинским.
Заседание закрывается до 6 часов вечера.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ:
Армвоенюрист В. В. Ульрих, Председатель Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР
СЕКРЕТАРЬ:
Военный юрист 1-го ранга А. А. Батнер