Глоток озона
Грозового,
Полет над пропастью

Как стяг в бою
Несу бесстрашно
Я это имя -

Воитель светлый,
Витязь гордый,
За правду вставший -

Октябрь 1991 г.

Я помню утро 19-го, в августе,
И слезы радости у матери в глазах.
Казалось, нет возврата серой пакости,
Но все еще лежало на весах.

Мы стоя пили за победу нашу первую,
Но пробивалась мысль с тревогой к нам,
Что им бы, дрожь в сердцах отринув нервную,
Раздать всем НАШИМ автоматы по рукам.

Они ж, в Москве, в людей, врагом обманутых,
Стрелять себе позволить не могли.
И мы в тот день, для всей Отчизны памятный,
Подняться еще силы не нашли.

А враг, теперь глумящийся над Родиной,
Отдал приказ - прицельным бить огнем...
И, затыкая рот бумажкой сотенной,
Толкал парней под гусеницы он.

Мой друг был там, на этих баррикадах.
Ведь он же мой! Как стал вдруг за врагов?
А он ответил: "Много ли нам надо?
Мы просто пили, греясь у костров!

Еще смеялись все над теми дураками,
Что на листках писали "Русь, прощай!"
А мы - хлестали пиво штабелями,
Спектакль отлично был разыгран, так и знай!"

Вот так все было: подлость, грязь и серость,
Вот так отняли Родину у нас.
Невелика ж "хозяев" новых смелость:
Народом прикрываться каждый раз!

Простите нас, в московских казематах,
Что был проигран ваш неравный бой,
Сопротивленья Русского отряды
Счета оплатят подлинной ценой!

Январь 1992 г.

В моих глазах сегодня встали слезы
И сердце вдруг перехватила боль,
Как будто в наши русские морозы
Балтийских волн дохнула с ветром соль...

Его ж глаза светились теплотою
И била током раскаленная ладонь.
Я понял - позови он за собою -
И многие пойдут за ним в огонь.

Еще недавно в этой же ладони
Сжимал он до конца свой автомат...
Придет пора, как ветром тьму разгонит,
И все вернется навсегда назад!

Ну, а пока - свинцом налиты волны
И даже сосны в дюнах стонут там,
Где я когда-то в Латвии свободной
Пел свои песни братьям-латышам.

Храпят уж кони - близок час возмездья
Над тем, кто братство, как Христа распял.
В твоих глазах увидел я предвестье
Грядущих битв, хотя о них я знал.

В мужских глазах - предательские слезы...
Но это - выстрелов всего лишь едкий дым.
А мы, как клятву, повторяем лозунг:
"Отчизна или смерть! Мы победим!"

Январь 1992 г.

Нельзя ли полегче, друзья-"демократы",
Соратники прошлых, затерянных лет?
Сквозь дебри сомнений мы верили свято,
Что в "красной заразе" - исток наших бед...

Теперь стали вы для всех нас господами,
А я, как и был, словно нищий студент.
И я на груди спрячу красное знамя,
Как т е комиссары из т е х кинолент!

За доллар не купишь ни честь и ни совесть,
Я нищий, я - гез. И да здравствует гез!
О Тиле, Эрнесто и Чеславе повесть
Еще не окончена мысом Форос.

Ведь мы - плоть от плоти и крови народа,
Стихов моих стиль - как стилета удар.
Да чтоб подавились вы вашей свободой,
Когда в нашем доме пылает пожар!

Зачем было белых тревожить в могиле,
Чтоб, красных черня, только серыми стать?!
И выбор теперь мой один: или-или...
За Родину! - В Бога и в душу и в мать!

Февраль 1992 г.

Мне песни крик в душе сдержать нельзя,
Но вспоминается теперь другое лето...
Мятеж в Испании вот так же начался-
С ареста патриота и поэта.

Знакомые ухмылки палачей...
Провал времен - да был он или не был?!
Не над Испанией - над Родиной моей
Пылает синь "безоблачного неба"!

История! Доколе же нести
Твой тяжкий крест зловещих аналогий?!
Гарсиа, Виктора и Дина не спасти...
И вот у нас жандармы на пороге!

Но даже в камерах "Матросской Тишины"
Убитых песен никогда не смолкнет эхо!
Что там решетки?! Пули не страшны
Пред непреклонностью Поэта-Человека!

1992 г.

Наши деды встают из забытых могил
И с презреньем глядят их глазницы пустые
На предавших их всех, кто себя не щадил,
Чтобы э т и остались живые.

Из болот и дубрав партизаны встают,
Сжав костями фаланг ручки "шмайссеров" ржавых.
Если б знали они, как сегодня их ждут,
Их, с полей не пришедших кровавых.

Из засыпанных шахт, из печей и из рвов
Встали наши казненные, строясь поротно.
К нам доносятся снова извечный их зов -
Гром набата войны всенародной.

Вновь убитый солдат грудью ляжет на дзот
И в атаку за ним встанут мертвые цепи...
И гремит над землей: "Добровольцы, вперед!" -
Глас архангела в огненном небе.

Значит, НАШИ идут - за страну свою в бой,
Кого люди так ждут и враги так боятся.
Пусть поверженный стяг вспыхнет алой зарей,
Когда выйдут живые сражаться!

Так за павших, за стаи седых журавлей
Мы восстанем, как ангелы войска христова!
Враг не смеет топтать наших русских полей -
Вот вам наше последнее слово!
Это наше последнее слово!

1992 г.

"День!" - как свист казачьего клинка,
"День!" - струной звенящая строка,
"День!" - сердец пылающих рассвет,
В путь - под черным парусом корвет!

За Русь и за Веру,

Давай, эскадронный,

Мы - русские. Значит,

Так пусть не смолкает

И День воссияет -

"День!" - в ночи вдруг лязгнувший затвор,
"День!" - произнесенный приговор,
"День!" - над нашей Родиной набат,
Вновь - приказ: ни шагу нам назад!

1992 г.

Награжден геройскою медалью,
Что висит на ленте голубой -
С большевистской он сражался швалью,
Закрывая Е.Б.Н. собой.

Передаст он в память своим внукам
Как в блокаду выстоял Форос.
Скажут люди по его заслугам:
"Вот идет почетный Ебелдос!"

Это звание, как свет горы Синайской,
Не померкнет в пропасти веков.
И не сметь мечтать о жизни райской
Всяким люмпенам и нищим у станков!

Только тот на рай имеет право,
Кто с бутылкой гордо лез на танк,
И ему чужой не надо славы -
Выше всех у Ебелдоса ранг.

И пускай, как свалка и помойка,
Баррикада высилась в ночи,
Но за ней держались, как за стойкой,
Г. Якунин и другие стукачи.

Ими был заслон поставлен прочный
Красной и коричневой чуме.
А за кус земли Дальневосточной
Может кость перепадет и мне!

Боже ж мой, но что это такое,
Что же медлят Запада полки?
Вновь на нас идут железным строем
Эти русские Иваны-дураки.

А "Секунды" жалят, будто осы,
И крепка у Лебедя броня...
Пашут землю носом Ебелдосы
Под напором стали и огня!

1992 г.

Мы идем, ряды смыкая прочно,
Блещет солнце в золоте знамен.
Черная, черная, черная сотня -
Контрреволюции ударный батальон.

Так, шаг печатая, идут легионеры
В зареве грозном гражданской войны.
За совесть и честь и за русскую веру -
Гвардии Белой гордые сыны.

Штандарт государев и дело вздымайте,
Нация, слышишь набата раскат?!
Вставайте, герои, шеренги ровняйте,
Смелее, гвардейцы, ни шагу назад!

С нами Корнилов и Белое дело,
Клянемся на верность Отечеству вновь,
Чтобы земля под ногами горела
У тех, кто сосет нашу русскую кровь!

И дрогнут враги под напором орлиным,
Их ждет эшафот и на шею петля.
Пускай к Иегове взывают раввины
В час, когда русская встанет земля!

1992 г.

А мы - стоим. На смерть, а не на жизнь,
И наша кровь убийцам отольется.
Ты только в моем сердце не остынь,
Любовь, которая в плечо прикладом бьется,

Любовь к земле к друзьям и к матерям,
Что рядом с нами здесь легли в окопах.
И мы назло еще всем нашим палачам
С любовью этой прошагаем пол-Европы!

Тогда вернется в каждый дом покой,
И встанут тихие днестровские рассветы
Над искалеченной, израненной страной -
Пусть не увидеть нам салюта той Победы!

Пока же вьется изумрудно-алый стяг
Под пулями, как песня пред расстрелом.
А мы - стоим. И не пройдет здесь враг,
Но мы - пройдем, такое наше дело!

Июль 1992 г.

Тот, кто видел коробки расстрелянных зданий,
Взгляд сошедших от горя с ума матерей,
Кто постиг, что на свете чужих не бывает страданий,
Кто лежал под обстрелом в окопах средь минных полей,

Тот услышит приказ, нас зовущий вернуться,
Молчаливый приказ наших душ и сердец.
Дай мне Бог пред порогом лишь только успеть обернуться -
Мать крестом осенит да обнимет, как в детстве, отец...

Я сдержу клятву песни, гвардейская первая рота,
Что в ночи слышал весь Кочиерский плацдарм!
Может быть я в живых вас не встречу кого-то,
Что ж, за всех здесь в России выпьет кто-то сто грамм.

Встретить смерть мне не страшно, гвардейцы, в бою рядом с вами,
Чтоб к прикладу приклад, а плечо у плеча.
Отступать дальше некуда - Родина снова за нами,
И кому-то придется за все перед ней отвечать.

Июль 1992 г.

Солнышком согретая фронта полоса,
На полях заброшенных высохнет роса,
Под лучами знойными рассеется туман...
Ганнушка-Галина свела меня с ума.

Цветов букеты скромные ей дарят казачки,
А ветерок ласкается у девичьей щеки,
Ветерок ласкается да пуля пролетит...
У разъезда Кошницы казачий полк стоит.

Ганнушка-Галина, наш сотник боевой,
В раскаленном мареве да на броне стальной.
Говорят, не женское дело, мол, война...
Что ж снова кровью залита родная сторона?

Они в боях упрямые, как будто нам в укор,
Пусть им привычен матерный мужицкий разговор.
Позор тому, кто "женами полка" их назовет...
Подруга фронтовая свой БТР ведет!

В комбезе пропыленном, впитавшем гарь и дым,
Казачья песня звонкая под небом голубым,
Как будто к нам с плаката сама Отчизна-мать
Сошла, чтоб землю русскую румынам не отдать.

Солнышком согретая фронта полоса...

Июль 1992 г.

Их было только шестьдесят,
Их было только шестьдесят,
Когда врывались в город оккупанты.
Пути отрезаны назад,
А город - пламенем объят,
Но где-то бьют заветные Куранты.

Гильз разлетающихся звон,
Как колокольный перезвон -
Живыми в плен гвардейцы не сдаются!
Так, окружен со всех сторон,
Вел бой Бендерский батальон,
И через мост румыны не прорвутся.

Вперед, на вражеский огонь,
Вперед, на вражеский огонь
Пошли за мост в атаку наши роты.
А враг - попробуй только тронь,
А враг - попробуй только тронь,
Тот бой забудет вряд ли и за годы.

Их было только шестьдесят
И был жестоким их комбат,
Как капитан мятежного фрегата.
И пусть, что хочешь, говорят,
Но наши мертвые - молчат,
А значит много говорить о том не надо.

Июль 1992 г.

А Бендеры звенят тишиной,
В сердце ужас, как холод стальной.
У войны - словно отдых дневной,
Так обманчив покой над землей.

Но не слышен своей пули свист,
Как не слышен слетающий лист...
Выстрел снайперский бьет, будто хлыст,
Купол неба предательски чист.

Боль - осколком в сердцах у друзей,
Тех, что видели столько смертей,
Но не чувствуешь боли своей,
Что в глазах и в сердцах матерей.

Только струйкою кровь по виску
И, как ягодный сок, по песку.
Вечным сном спать в земле казаку -
Несть ни сна, ни пощады врагу.

И победа нужна нам одна,
И воспрянет страна ото сна...
Не забыть бы лишь те имена,
Чьей судьбой стала эта война.

Июль 1992 г.

Они били по нам этой ночью в упор,
Взрывы мин тротуары дробили.
Мы ж в церковном дворе наш вели разговор
Да вино виноградное пили.

Где-то прямо над нами садил автомат-
Исходил снайпер вражеский злобой.
По горевшей свече все выцеливал, гад,
Словно брал наши нервы на пробу.

И я слушал, как пули протяжно поют,
Над моей головой разлетаясь...
"Ишь, опять супостаты концерт нам дают!" -
Замкомроты сказал, улыбаясь.

И визжал в переулке подстреленный пес,
"Люстры" в небе бесстрастно мерцали.
Под раскат "Алазани", в плену мирных грез
Рядом с нами бойцы засыпали.

И с грустинкой на звезды глядел капитан,
Вспоминая ущелья Афгана...
Да не дикторской сводкой - из западных стран -
Налетела война ураганом.

А девчонка, с гвардейским значком на груди,
Словно вдруг позабыв на мгновенье,
Что ее, как и всех, ждет еще впереди,
Все котенка брала на колени.

Июль 1992 г.

Иногда это кажется сном
Для того, кто в свободу влюблен,
Но от мира всего отрешен -
И тюрьма - его дом, его дом...

И заплакать бы - да не плачется,
Не пробьется крик через толщу стен.
Только мне пока не в чем каяться,
Еще хватит сил снова встать с колен!

Здесь не знаешь - день или ночь,
Сердце выела боль и невмочь
Претерпеть эту жуть, превозмочь
И не в силах никто здесь помочь.

И заплакать бы - да не плачется,
Не пробьется крик через толщу стен...

Шесть шагов - от стены до стены,
Здесь мы все, как пред Богом, равны...
Но мосты за спиной сожжены
И признать не могу я вины!

И заплакать бы - да не плачется,
Не пробьется крик через толщу стен,
Только мне пока не в чем каяться,
Еще хватит сил снова встать с колен!

9-11 ноября 1992 г.

Когда ведут через тюремный двор,
Где звонким эхом отдаются годы,
То все равно, поэт ты или вор,
Так сладко дышится в нем воздухом свободы.

А в камерах не гасят ночью свет
И бесконечно тянутся минуты...
Но выбора у нас другого нет -
И нам теперь не вырваться отсюда.

Проводишь взглядом вольных птиц полет,
А "руки за спину"... Ах где же ты, свобода?
Ты это знал, конечно, наперед,
Когда свой путь связал с судьбой народа.

Я этот выбор оплатил сполна,
Отдав себя на жертвенник идеи,
Тебе, Союз, тебе, моя страна.
И ни о чем, что сделал, не жалею.

Я завтра встречу "на тюрьме" свой день -
Такая у подпольщиков работа!
Но набегает все ж печали тень,
Когда мечтается о воздухе свободы.

А где-то там, в морозной вышине,
Куда отходят души после жизни,
Наверно ангелы забыли обо мне,
Как о моей растерзанной Отчизне.

10-14 ноября 1992 г.

Мой дед, ты б мог гордиться мной....
Мы связаны с тобой единой долей:
Пришлось мне постигать своей судьбой
Науку партизанского подполья.
Ты б не поверил там, в тылу врага,
Ночами пробираясь к партизанам,
Что черная фашистская рука
Захватит нас не силой, а обманом.
Ты свой исполнил комиссарский долг
И рано умер, отдыха не зная...
Но Гимн твоей страны теперь умолк
И нами правят дети полицаев!
Ты на музейном снимке, как живой,
На штабе фронта - где-то в сорок третьем...
А внук твой завтра вновь уходит в бой -
Здесь, в наши дни, на рубеже столетья.
Я на войне врагов не убивал,
Но мои песни - словно залп орудий.
И - фронт есть фронт, а значит - воевал.
А остальное - жизнь пускай рассудит.
Ты на заданье тоже шел со мной
И делишь хлеб со мною арестантский...
В далеком сорок третьем - я с тобой.
Прими меня в отряд свой партизанский!

23 ноября 1992 г.

Они визжали: "Он вандал!
Он черной краской стены мазал!"
Ну да. Не мазал, а писал.
И напишу еще, заразы...

Вандалы - вы, кто сеет мразь,
Глумясь над памятью героев,
На ваших пальцах - кровь и грязь,
Не вы ль чернили все святое?

Вы - дали нам нужду и страх,
Растлители, убийцы, воры,
Могильный оскверняя прах, -
Лишь о "высоком" разговоры!

Позор же и проклятье вам,
Да сбудется мое "писанье".
Ваш визг - один постыдный срам!
Однако сколько же вниманья...

А напиши я слово ... -
Никто бы даже не заметил.
И сколько мне статей не суй,
Я так им точно и ответил.

И, знать, не в бровь, а прямо в глаз
Попал плевок мой "хулиганский".
Придет и для дубины час,
Придут и Минин, и Пожарский...

Умерьте пыл своих газет -
И так от радости усрались,
Что схвачен был герой-поэт...
Вот только надписи - остались.

19 ноября 1992 г.

Я - политзаключенная песня,
В ней слились голоса каторжан
Всех времен. И восставшая Пресня
Полыхает в ней, как ураган.
Я - осколок огня революций
И грядущих восстаний запал,
Беспощадный язык резолюций
И стволов вороненых металл.
Я - разрывом оплавленный камень
Из разбитых в упор баррикад,
Забастовок стотысячных пламень
И листовок мятежный набат.
Если ж кто-то запел на расстреле,
Взглядом души врагов леденя,
Иль костры партизан заалели -
Значит, вспомнили люди меня!

25 ноября 1992 г.

В его родословной странным образом слилась, смешалась кровь дворян и кубанских казаков, крестьян и трудовой, исконно русской интеллигенции... Его деды и бабки "пропахали" гражданскую и всю Великую Отечественную войны. Все знали толк в хорошей песне и петь - любили и умели.

Первое публичное выступление Саши состоялось в пятилетнем возрасте, когда во время праздничного массового гуляния в парке он подошел к микрофону на детской площадке и с отчаянной смелостью запел: "Мы красные кавалеристы..." Так произошло "песенное крещение" будущего барда, автора и исполнителя Песен Русского Сопротивления Александра Крылова.

Но жизнь продолжается. Продолжается борьба. И в этой борьбе Света с Тьмою, Правды с Ложью, Добра со Злом песни Александра Крылова занимают свое, особое место. Многие факты его биографии еще не настало время предавать огласке. Но сегодня его гитара, его голос, его мужественная песня снова зовут к сопротивлению.

ПЕСНИ РУССКОГО СОПРОТИВЛЕНИЯ

Александр КРЫЛОВ

Редактор Н. Мишин

Сдано в набор 14.02.93 г.
Подписано в печать 15.02.93 г.
Формат 45Х60 1/32.
Бумага типографская № 2.
Типография МП "Палея". Заказ № 37.

Цена договорная
ISВN 5-86020-209-1

(С) МП "ПАЛЕЯ"